— Джейк! — закричал он. — Вы не можете умереть! Только не сейчас!
Как бы со стороны, он услышал рыдания собственного голоса, но не мог остановиться.
Сознание Вандергера медленно прояснялось, словно всплывая из бурного моря боли. Он некоторое время лежал, боясь дышать.
Его мозг не думал ни о чем, кроме ежесекундной борьбы за жизнь.
После долгой борьбы агония отступила.
С огромным усилием он повернул голову. Кресло Тима было пустым.
«Что все это может значить? — спрашивал себя Вандергер в двенадцатый раз. — Что же случилось? Они прыгнули, а потом…»
Куда, к черту, пропал Тим? Он не мог оставить модуль, потому что модуль был герметизирован. Ничто не могло покинуть его и исчезнуть без помощи технического персонала «Унза-9».
Тем не менее Тим исчез, а Туманность Андромеды была близка, и размеры ее были величиной с таз для стирки белья. Все это казалось невозможным, как и прыжок в космическом пространстве. Было ли это мечтой или плодом его воображения? Нет!
Вандергер отбросил эту мысль. Здесь что-то случилось, хотя и не понятно, что именно. «Но я каким-нибудь способом смогу получить хоть немного данных. Мой мозг в порядке, во всяком случае, достаточно чист, хорошо работает, чтобы оценить ситуацию, сделать некоторые дедуктивные выводы и решить, как надо действовать».
Как бы пришедшая извне, в мозгу Вандергера зазвучала фраза:
— Космическая пустота — свойство мировой материи.
Если нет материи, то, следовательно, нет и космического пространства.
— Конечно, — прошептал Вандергер. — Если отойти от стандартного мышления, то можно представить себе отсутствие теоретических пределов для МС-корабля. Мы открыли этот способ, и кривая вышла из графика. При этом нас прямо-таки выбросило из Галактики в тот район космического пространства, в котором плотность вещества равняется одному иону на один кубический сантиметр. Мы дошли до конца космического пространства, мертвою конца. Нуль — частный случай бесконечности. И насколько далеко мы улетим, если будем странствовать вечно…
Его взгляд снова упал на пустое кресло Тима.
Ну, чем дальше, тем лучше. Но что с Тимом? Как объясняет созданная Вандергером теория отрицательного пространства этот факт?
Внезапно в груди у Вандергера вспыхнуло пламя. У него перехватило дыхание.
Нет, это больше чем теория — это действительность.
Вандергер стоял на гравийной дорожке, окаймляющей озеро. Начинало светать, и холодный туман стлался над землей. Позади подернутой дымкой линии деревьев поднимался холм, усыпанный пятнами строений.
Он сразу же узнал пейзаж — озеро Берилл, и время — начало мая две тысячи седьмого года. Картина эта вспомнилась ему так ясно, как если бы он видел это вчера, а не двадцать лет тому назад. Маленький отель для лыжников, ныне уже не посещаемый ими по причине летнего сезона, цветы на столе, ленч для пикника, упакованный в корзинку официантом. К завтраку была добавлена бутылка розового вина. Все это было накрыто белой салфеткой.
И Мирла. Он знал, прежде чем возвратиться, что она будет стоять там, улыбаясь. Именно такой он запомнил ее и пронес в памяти в течение многих лет.
Музыка была громкой, и Тим поднял свой стакан, чтобы вновь наполнить его, радостно возбужденный шумом, скоплением людей и девушкой, которая прильнула к нему, плотно прижавшись к его телу крепкой грудью, охваченная желанием.
На мгновение фантомное видение другого места промелькнуло в памяти Тима, обрушивая на него страх одиночества, и усилием воли он прогнал его и вернул свои мысли обратно.
Вино пролилось из стакана, но это не имело значения. Тим выпил остатки и разрешил стакану упасть на пол. Затем он повернулся, ища руки девушки.
— Ван, что-нибудь случилось? — спросила Мирла.
Ее улыбка сменилась участливым взглядом.
— Нет, ничего, — успокоил ее Вандергер.
«Это галлюцинация! — подсказывало ему сознание. — И все же не менее реальная, чем сама жизнь.»
Мирла положила свою руку на его плечо и взглянула ему в лицо.
— Ты остановился так внезапно и выглядишь озабоченным.
— Мирла, случилось что-то странное.
На глаза ему попалась скамья позади дорожки. Он подвел к ней Мирлу и усадил.
Его сердце билось сильно и ровно.
— Что это, Ван? Мечта? Или… А мечта ли? Скажи мне.
Вандергер так и сделал.
— Я был там, — закончил он. — Все произошло как бы в мгновение ока. И теперь я здесь.
Мирла пристально взглянула на него и проговорила:
— У тебя странная мечта, Ван. Но, в конце концов, это всего лишь мечта. А здесь — реальность.
— Так ли это, Мирла? Разве годы тренировок были лишь мечтой? Я до сих пор знаю, как поставить в док «Марк-IX» на десяти унциях реакторной массы. Я знаю математику, знаю запах охлаждающегося раствора, когда трубы охлаждения лопаются от чрезмерной перегрузки; помню имена людей, которые первыми установили маркер на Плутоне, первую партию космонавтов, высадившуюся на Церере и…
— Ван, это была всего лишь мечта! Тебе приснилось это.
— Какой сейчас день? — прервал он ее.
— Первое мая…
— Первое мая две тысячи седьмого года. Да. Это дата взрыва Главного Купола на станции Марс-1, когда погибло двенадцать человек из числа технического персонала. Одним из них был агроном Мейфилд.
Вандергер вскочил на ноги.
— Я еще не видел последней газеты, Мирла. Ты знаешь это. Мы гуляем всю ночь.
— Ты имеешь в виду, что…
— Давай найдем сегодняшнюю газету. В ней должны быть новости.